Тень из прошлого ждала меня в парке: история, после которой я пересмотрела всю свою жизнь

Я сидела на скамейке в парке, наслаждаясь теплым летним днем. В руке у меня был стаканчик с мороженым крем-брюле — сладким и тающим во рту. Легкий ветренок играл с листьями вокруг, а в воздухе раздавались детские голоса — смех, крики и звук качелей. Идеальный момент, чтобы отдохнуть от всего и просто побыть наедине с собой.

Но судьба решила внести свои коррективы.

— Леся? Это ты? — послышался неожиданный голос, заставивший меня вздрогнуть. Передо мной стояла женщина — полная, с усталым лицом, одетая в потертое платье. Она заслонила солнце, и на мгновение мне показалось, что время замедлило свой ход.

Мне стало тяжело на сердце. Нина Васильевна.

Когда-то я мечтала называть её мамой.

Но сейчас передо мной была совершенно другая женщина. Не та уверенная и строгая, с каштановыми волосами, а сгорбленная, с жалкими завитками, лишённая прежнего блеска. В её глазах читалась растерянность.

— Здравствуйте, Нина Васильевна, — вежливо произнесла я, хотя внутри у меня всё сжалось.

Она уселась рядом на скамейке, тяжело вздохнув.

— Знаешь… он уже восемь лет не выходит из квартиры, — сказала она, теребя ручку своей синей сумки. — Всё время заказывает фастфуд и сидит за компьютером. Я водила его к врачам и бабкам — всё без толку. Он… он просто перестал жить после того, как ты ушла.

Я осталась в молчании.

— А ты… молодец. Хорошо выглядишь. Всё такая же красивая. Может быть, ты…

— Может быть, что? — резко перебила я, сама не ожидая такой реакции.

Жалость переплеталась с злостью. Сколько раз я представляла эту встречу, но сейчас не знала, что сказать ей.

Перед глазами снова возникли воспоминания о прошлом.

Кухня. Вечер. Мы с Димой жарили картошку с грибами и смеялись. На столе стояло три тарелки. Мы ждали Нину Васильевну с работы. Я старалась: убрала, накрыла на стол новую скатерть, сварила клубничный компот.

Мне было двадцать. Мы с Димой мечтали о свадьбе и уютном гнёздышке.

А затем… две полоски.

Я не могла поверить своим глазам. Врачи говорили: после операции шансы 50/50. «Если забеременеешь — береги себя как хрупкую вазу. Ни в коем случае не нервничай». И вот чудо. Любимый рядом. Его мать, которая души во мне не чаяла.

Я ждал, когда Нина Васильевна вернётся, чтобы поделиться радостью.

Но…

Картошка дымилась на столе. Я достала тест.

А потом… слёзы.

— Диме нужно строить жизнь! Он на четвёртом курсе! Зачем вам этот хомут? — её слова резали, как нож. — Да, я понимаю, что это опасно, но всё наладится! Всё будет хорошо!

А Дима…

Он сидел, хлопал глазами и поддакивал.

— Очнись! — кричала я ему взглядом. — Мы любим друг друга! Мы справимся!

Но он лишь опустил глаза.

Я вышла на улицу. Всё стало понятно.
На утро я набрала номер Димы.

— Скажи откровенно, ты действительно согласен с мамой?

Он что-то несвязно говорил про «не готов», про «врача», про «лучшее решение».

Я бросила трубку.

А затем… кровавое пятно на простыне.

Тьма.

Больница. Капельницы. Выкидыш.

Две недели кошмара.

А Дима с Ниной Васильевной… исчезли.

Конечно, они пытались охвастаться. Говорили, что «всё сложилось наилучшим образом».

Я сменила номер и уехала к отцу.

И вот теперь…

— Леся… — Нина Васильевна взяла меня за руку. — На тебя вся надежда. Дима… он пишет стихи. Тебе посвящает. Уже три тетради исписал.

Я резко выдернула руку.

— Так вы думаете, что я должна спасти вашего сына… от вас же?

Она моргнула:
— Что ты такое говоришь?

— Это было ваше решение. Вы же знали, что нянчитесь с собственным ребёнком. А теперь я — последняя надежда?

— Зачем ты так?!

Я глубоко вздохнула.

Да, зачем? У неё горе. Она теряет сына.

Но…

Я посмотрела на детскую площадку. Две девочки визжали от радости, пока высокий мужчина раскачивал их на качелях.

— Видите тех малышей? — тихо произнесла я. — Это мои дочки. А могли бы быть… вашими внучками.

Нина Васильевна замерла.

— Ваш Димочка мог бы сейчас играть с ними здесь, а не запираться в комнате с фастфудом. Но… увы.

Я встала.

— Всё будет хорошо, Нина Васильевна. Но я вам не помощник.

И ушла, не оглядываясь.

А через год я узнала, что Дима всё же вышел из своей затворнической жизни.